GardE-MarinE, 41 - 15 февраля 2008 21:19

Я не открываю ничего нового, но словно очнувшись от сна, заново вижу все то, на что уже давно перестал смотреть.
Я хочу запомнить то, что увидел. А для этого мне нужен простой Символ Веры.
Моя духовная культура основана на культе Человека. В течение веков она стремилась показать Человека, подобно тому, как она учила видеть собор в груде камней. Человек моей духовной культуры не определяется отдельными людьми. Напротив, люди определяются им. В нем, как и в любой Сущности, есть нечто такое, чего не могут объяснить составляющие ее компоненты. Собор есть нечто совсем иное, нежели просто нагромождение камней. Не камни определяют Собор, а, напротив, собор обогащает камни своим особым смыслом. Его камни облагорожены тем, что они - камни собора... Но мало-помалу я забыл мою истину. Я стал считать, что Человек есть просто сумма людей, подобно тому как Камень есть сумма камней. Я отождествил Собор с простым нагромождением камней...
Моя духовная культура стремилась сделать из каждого человека Посланца одного и того же Владыки. Она рассматривала личность как путь или проявление воли Того, Кто выше ее; она предоставляла ей свободу восхождения туда, куда влекли ее силы притяжения… Что значит освободить? Если в пустыне я освобожу человека, который никуда не стремится, чего будет стоить его свобода? Свобода существует лишь для кого-то, кто стремится куда-то. Освободить человека в пустыне, значит возбудить в нем жажду и указать ему путь к колодцу. Только тогда его действия обретут смысл…
Я знаю, откуда произошло это силовое поле. Веками моя духовная культура сквозь людей созерцала Бога. Человек был создан по образу и подобию Божию. И в человеке почитали Бога. Люди были братьями в Боге. Этот отблеск Бога сообщал каждому человеку неотъемлемое достоинство. Моя духовная культура - наследница христианских ценностей. Чтобы постичь архитектуру собора, я задумаюсь над тем, как он построен.
Созерцание Бога служило основой равенства людей в силу их равенства в Боге. И смысл этого равенства был ясен. Потому что равными можно быть только в чем-то. Солдат и командир равны в своем народе. Равенство становится пустым звуком, если нет ничего, что связывало бы это равенство.
Я понимаю, почему равенство, которое было равенством прав Бога, выраженных в личностях, запрещало ограничивать восхождение отдельной личности: ведь Бог мог избрать ее в качестве своего пути. Но так как речь шла о равенстве прав Бога на личность, мне понятно, почему люди, каковы бы они ни были, выполняли одни и те же обязанности и подчинялись одним и тем же законам. Выражая Бога, они были равны в своих правах. Служа Богу, они были равны в своих обязанностях.
Я понимаю, почему равенство в Боге не влекло за собой ни противоречий, ни беспорядка. Демагогия возникает, когда за отсутствием общей меры принцип равенства вырождается в принцип тождества.
Моя духовная культура, наследуя Богу, основала равенство людей в Человеке.
Я понимаю, откуда происходит уважение людей друг ко другу. Ученый должен был уважать грузчика, потому что в этом грузчике он почитал Бога, чьим посланцем грузчик являлся наравне с ним. Каковы бы ни были ценность одного и посредственность другого, ни один человек не имел морального права обратить другого в рабство: ведь Посланца унижать нельзя. Но это уважение к человеку не приводило к раболепному пресмыканию перед посредственностью, перед глупостью и невежеством, потому что в человеке уважалось прежде всего достоинство Посланца Бога. Так любовь к Богу создавала основу возвышенных отношений между людьми, поскольку дела велись между Посланцами независимо от достоинств личности. Моя духовная культура, наследуя Богу, создала уважение к человеку, независимо от его личности.
Я понимаю происхождение братства между людьми. Люди были братьями в Боге. Братьями можно быть только в чем-то. Если нет узла, связывающего людей воедино,они будут поставлены рядом друг с другом, а не связаны между собой. Нельзя быть просто братьями.
Моя духовная культура, наследуя Богу, основала братство людей в Человеке.
Я понимаю значение любви к ближнему, которой меня учили. Любовь к ближнему была служением Богу через личность. Она была данью, воздаваемой Богу, сколь бы посредственна ни была личность. Эта любовь не унижала того, к кому она была обращена, она не сковывала его цепями благодарности, потому что этот дар приносился не ему, а Богу. Именно поэтому такая любовь никогда не превращалась в почесть, воздаваемую посредственности, глупости или невежеству. Долг врача состоял в том, чтобы рискуя жизнью лечить зачумленного, кем бы он ни был. Врач служил Богу. Его не унижала бессонная ночь, проведенная у изголовья мошенника.
Я понимаю глубокий смысл Смирения, которого требовали от личности. Смирение не принуждало личность, оно возвышало ее. Оно раскрывало личности ее роль Посланца. Требуя от нее почитания Бога через ближнего, оно в то же время требовало, чтобы она почитала его в самой себе, сознавая себя вестником Бога, идущим по пути, начертанному Богом. Смирение предписывало ей, забывая о себе, тем самым возвышать себя, ибо если личность станет преувеличивать свое собственное значение, путь ее сразу же упрется в стену.
Моя духовная культура, наследуя Богу, проповедовала также уважение к самому себе, то есть уважение к Человеку через самого себя.
Отчаяние было равносильно отрицанию Бога в самом себе.
Человек, воспитанный в этих правилах, обладал бы силой могучего дерева. Какое пространство мог бы он охватить своими конями! Какие человеческие достоинства мог бы он в себя вобрать, чтобы они расцвели на солнце!
Но я все испортил. Я расточил наследие. Я позволил предать забвению понятие Человека. Чело

• 
• 
•